— Кушайте, миленькие, кушайте… — из старческих, слегка подрагивающих, натруженных, с пергаментной кожей, испещренных синими черточками вен, рук сыплются на отмостку здания крошки, крупа, семечки. И голуби, быть может, и не со всей округи, но из ближайших пятиэтажек — точно, слетаются, сизым облаком опадают к ее ногам. Накрывают веселой стайкой воробьишки.
— Кушайте, — смеется она чуть слышно, точно поздний осенний ветер шелестит в редкой листве. Так начинается каждое ее утро, зимнее или летнее, весеннее или осеннее. И птицы ждут ее, собираясь в ватаги, едва покажется она в сопровождении дочери из дверей своего подъезда. Рада ее появлению во дворе и детвора, ведь каждого из ребятишек она угостит конфеткой, приговаривая:
— Угощайтесь, миленькие вы мои, кушайте, миленькие…
Они так и зовут ее, отмечающую сегодня 100-летний юбилей, — бабушка Миленькая. Заводчане 40-70-х кличут Зоей, работницы шестых яслей — тетечка Зоечка. А по паспорту она Ксенья Семеновна Ермакова…
Гражданская война уже откатила к областному центру и особо не опалила их тихую деревушку под Омском, когда здесь 24 января 1919 года в простой крестьянской семье родилась дочка. Первенец… Потом был сын. Но не сложилось. Родители развелись. Сын, совсем еще маленький, остался с мамой, дочь — с отцом, председателем колхоза. Вот и пришлось Ксенье жить с мачехой, женщиной нрава крутого, строгой в наказании, не делавшей исключения ни для падчерицы, ни для родных детей, которых было восемь. Старшая в семье, да еще у мачехи, Ксенья рано приобщилась к труду: в шесть лет уже и пряла, и вязала, и всю домашнюю работу знала, и в огороде, на пашне помогала. Да и с младшими братьями-сестрами пособлять нужно было. Но без учебы девочку отец не оставил: она окончила сельскую школу, выучилась здесь же на счетовода. Да и сама Ксенья тяготела к новым знаниям, к книгам. За них-то и страдала не раз: примостится где-нибудь с книжкой, погрузится в мир литературы, про все на время забудет… Но если за этим занятием мачеха ее застанет, книжка немедленно в огонь полетит.
Со всем управлялась Ксенья, тихая, покладистая, добрая, отзывчивая на всякую просьбу. Но когда школа осталась позади, она вдруг взяла и сбежала к матери в соседнюю деревню. Долго ее искали в лесу, думая, что заблудилась, реку обшаривали, боясь, что утонула. Отчаявшись, отец приехал к бывшей жене. Та не скрывала: здесь Ксенья, здесь и останется. Отец перечить не стал, уступив желанию дочери жить с матерью. Жизнь и здесь была нелегче: постоянные заботы по хозяйству, огород, работа… А ей уже 20. Кто-то из односельчан, уехавших из деревни на заработки, прислал письмо из Невьянска, что на заводе тут можно хорошо заработать. И решила Ксенья счастье попытать, заработать, семью поддержать. В 1940-м она устроилась на Невьянский завод.
Пришла в цех, шум-гам, народу много, все незнакомые… Как тут не растеряться тихой деревенской девушке?!
— Зовут-то тебя как? — обступили новичка заводчане.
— Зоя, — вдруг неожиданно для самой себя сказала она. Так и осталась Зоей.
Зарплата действительно была неплохая, маме помогала. Жилье дали в общежитии на Романовке. И думалось тогда: «Вот поработаю несколько лет и вернусь на родину, к маме». Но тут грянул 1941-й. Военная продукция. Бронь. О возвращении на родину и думать было нечего. Непосильный труд, буквально валивший с ног, скудная пайка тяжелого хлеба и голод, постоянный, непрекращающийся ни на минуту. У приезжих — ни огорода, ни пашни, чтоб подкормиться овощами. Сколько подобных ей падали посреди смены замертво… А она, маленькая, хрупкая, выстояла…
Война подошла к концу, стала Ксенья-Зоя вновь на родину собираться, просила снять бронь. Но пока не отпускали. Как-то раз с девчонками отправились они к цыганке погадать. Та и нагадала Зое: «Бронь снимут, но домой не уедешь, выйдешь замуж за военного. Счастлива через детей будешь». Зоя тогда только посмеялась: «Я замуж не пойду! Я домой хочу!». И то сказать, сватались к ней многие и воевавшие, и тыловики. Всем отказывала.
7 ноября 1945 года отмечали в общежитии весело, дружно. Собрались все свои, и гости пришли. В том числе и Василий Ермаков. Фронтовик, сапер, инвалид — кистей рук нет, зрение — один процент... Весь вечер молодые проговорили. А на-утро он свататься пришел. И она, сама не зная почему, вдруг согласилась, залившись слезами то ли от жалости к нему, то ли к самой себе… Отговаривали все: и подруги (зачем тебе, такой молодой, инвалид нужен!), и начальник цеха (увольнение выхлопочу, поезжай на родину). Но, дав слово, девушка отказываться от него не собиралась, только и повторяла: «Счастье моё и злосчастье моё».
Переехала в домишко свекрови. Утром встанет, Василия оденет, накормит — и на работу. И так изо дня в день. Ходила за ним, точно за ребенком. Постепенно он окреп, как говорится, социально адаптировался, стал помогать в меру своих сил по хозяйству. А потом сыночек родился — Павлик. Затем Тамара, а там и Галя. Так и жила, росла семья Ермаковых.
— Трудно представить, кто не видел, как отец, безрукий, ходил за водой, ходил в магазин за продуктами, чистил снег, пилил и колол дрова, — вспоминает младшая дочь. — У него были специальные приспособления. И главное — отличная память. Дорогу до магазина он выучил так, что даже нас, зрячих, иной раз предупреждал: «Сейчас ямка будет, не споткнись». Он всегда был рядом: учил с нами уроки, стихи, помогал решать задачки. А вот маму мы видели редко, она все время была в работе: на заводе, в огороде, на покосе, по хозяйству… Детей трое, две бабушки…
Да, на родину Зоя так и не уехала, зато маму к себе перевезла. Жили все вместе: Ермаковы, свекровь и теща. Так и допокоила обеих. Добрая, милая, готовая ласковым словом ободрить каждого: мужа-калеку, мать-старушку, детей-несмышленышей…
А дети подрастали, часть забот по дому и хозяйству брали на себя, оперялись, готовясь к самостоятельной жизни. Вот и Павлик жениться надумал. Но… не сбылось: страшным ударом стала его трагическая смерть в 26 лет! Как матери пережить такое горе?!
Но жизнь продолжалась: дочки замуж повыходили, внуки пошли (их у Ермаковых было четверо), закружили новые заботы. Так и пенсия незаметно подкралась: с вредного лакокрасочного производства (цех №3 НМЗ) Зоя вышла на заслуженный отдых по льготному списку в 50 лет. Но не в ее характере на пенсии без дела сидеть. И она устроилась на работу в больницу. А здесь чужая человеческая боль, смерть. Придет она со смены и плачет: того жалко и этого тоже — большое и уж слишком сострадающее сердце у нее. Дочери решили: хватит, не выдержит она этого долго, и настояли на увольнении из больницы. И тогда З.Ермакова стала трудиться кастеляншей в яслях №6. Согласно записи в трудовой книжке, она кастелянша, но выполнять приходилось и другую работу: то нянечка приболеет — Зоя на группу идет, то у повара помощника нет — значит, на кухню нужно идти, а то и прачку заменить. Уж как любили и ценили сотрудники яслей женщину за ее доброту, безотказность и желание прийти на помощь! Еще 15 лет проработала Зоя Семеновна после выхода на пенсию. Она ветеран труда, ветеран Великой Отечественной войны. Вся ее жизнь — труд. Потому, когда вышла на заслуженный отдых, продолжила свои трудовые хлопоты уже по хозяйству: на садовом участке, дома со спицами и крючком… При этом не забывайте, что муж у нее был инвалид: его каждое утро нужно одеть, вечером раздеть, умыть, накормить надо. Так и жили бок о бок, книги ему вслух читала, поддерживали друг друга… До самой его смерти. И пусть разные испытания были в их семье (права была Зоя, сказав: «Счастье моё и злосчастье моё»), но супруги всегда оставались семьей, единым целым, двумя половинками, когда друг без друга никак нельзя.
Сегодня Зоя Семеновна живет с Галиной. Квартира благоустроенная, летом ездят в Таволги на дачу. Здоровье, конечно, уже не то. Слышит плохо, почти не видит, сильно болят натруженные руки. НО! Как без дела усидеть?!
— Галя, дай мне какую-нибудь работу, — просит мама у дочки.
— Мамочка, да я же со всем сама управлюсь…
Но как она рада, когда доверят картошку почистить или лишнюю траву убрать у палисадника… А потому птиц покормить — святая обязанность, которую сама на себя возложила бабушка Миленькая. Ждут ее они, уличные птахи, как когда-то ждали коллеги по цеху, маленькие воспитанники и сотрудники яслей №6, муж-инвалид…
Зое Семеновне ровно 100 лет. Память хранит столько воспоминаний, счастливых и горестных, светлых и темных…
— Галя, я так долго живу… Разве еще нужно жить?
— Нужно, мамочка, миленькая. Столько, сколько отпущено свыше!
Она принарядится, повяжет на голову светлый платочек и соберет за столом свою уже такую большую семью: дочерей, внуков, десятерых правнуков… И каждый из них будет желать ей только здоровья и долгих лет жизни, ведь все остальное у нее уже есть. Она обнимет каждого, погладит мягкой, невесомой рукой по голове, по спине, по руке, приговаривая, вложив в эту фразу всю свою любовь и бескрайнюю доброту:
— Миленькие вы мои. Миленькие…
Ольга СЕВРЮГИНА
