Посвящается памяти моих близких — деда Порфирия и Васильевича
Есть у Семена Гудзенко, поэта-фронтовика, замечательное стихотворение «Перед атакой». Когда я читаю его, то всегда ясно представляю себе то, о чём с болью и содроганием говорит поэт из окопа Великой Отечественной войны: «…Когда на смерть идут — поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою — час ожидания атаки…».
Идут две лавины навстречу
79 лет назад завершилась Великая Отечественная, но остаются в нашей памяти солдаты той Великой войны. Когда в очередной раз перечитываешь выписку из представления к награждению красноармейца Порфирия Клементьевича Кондрашина орденом Славы 3 степени, не устаёшь поражаться, каким мужеством необходимо было обладать нашим дедам. «…29 июня 1944 года первым понялся в атаку на высоту 154,4, что у деревни Заскорки Витебской области, подавая пример товарищам, и, несмотря на то, что тов. Кондрашин был ранен, всё же достиг траншеи противника, ворвался в числе первых и гранатой уничтожил ручной пулемёт и прислугу в количестве 3-х солдат…».
В школьном возрасте я часто общался с дедом Порфирием — братом моей бабушки Серафимы Клементьевны, просил его рассказать о войне, о боях и часто задавался вопросом, как можно заставить себя подняться в атаку. В моём восприятии старшеклассника всё это походило на этапы военно-патриотической игры «Зарница». А я всё пытался понять, какие эмоции испытывает солдат, который вот-вот пойдёт в атаку и, возможно, в последнюю атаку? Что он ощущает, как борется с нахлынувшим страхом, и что заставляет его пойти против собственного инстинкта самосохранения?
Дед на мои вопросы отвечать не спешил, но как-то всё же разговорился и объяснил, что каждый солдат готовился к атаке по-своему. Кто-то тихо молился, кто-то писал письма домой или близким, кто-то смотрел семейные фотографии.
По команде «В атаку!» важно было не вырываться вперёд, а передвигаться быстрым шагом — это было гарантией того, что рота сохранит управляемость, а не превратится в ходе атаки в толпу.
Во время атаки солдатам приходилось преодолевать множество препятствий — как естественных, так и инженерных. Поэтому, чтобы сохранить силы для штыкового или рукопашного боя, солдаты в ходе атаки небольшими группами сближались с неприятелем короткими перебежками между укрытиями. «Вот такая была солдатская тактика», — говорил дед.
И добавлял: «Бежим ротой по полю, крик «Ура!» превращается в какой-то страшный, утробный и протяжный звук «Ааааааа!». Он разносится по всему полю, а в голове одна лишь мысль бьётся: скорей бы добежать до врага и преодолеть страх атаки! Чтобы решить исход боя, достаточно было всего лишь добежать до немецких траншей. Выбиваем фрицев из первой траншеи — и дальше, ко второй. Немцы понимают, что мы их сейчас сметём, и поднимаются, идут нам навстречу. Представляешь? Идут две лавины навстречу, при этом никто не стреляет, а потом захлестываются друг на друга, и по всему полю несутся вой, рёв, крики и маты. В роте у нас были в основном ребята деревенские, крепкие, с детства бились в селе стенка на стенку, нас просто не возьмешь. Да и немцы — мужики здоровые, бегут навстречу с карабинами, а штык у них клиновидный, и пытаются с разбегу нанести удар штыком, проколоть противника, здесь главное — не зевай.
И начинается настоящая мясорубка, где главное — увернуться от штыка фрица и нанести ему ответный удар штыком или прикладом. Наш старшина роты в атаку ходил с сапёрной лопатой; как сойдемся с фашистами, он этой лопатой орудовал, как хирург скальпелем, уничтожая врагов».
После этого дед замолкал, будто бы снова возвращаясь в то время, и скупая слеза катилась по его морщинистой щеке. Кстати, о слезе.
После одной из таких атак санитары подобрали Порфирия на поле боя без сознания, донесли до медсанбата. Доктор осмотрел раненого и, так как пульс не прослушивался, дал команду отнести его в палатку к умершим. Неизвестно, сколько дед пролежал в палатке с мертвецами, но через некоторое время в палатку зашла санитарка и обратила внимание, что у «мертвеца» катится слеза по щеке. Она к доктору: «Товарищ военврач, солдат-то живой, надо его спасать!» Доктор сразу же дал команду: «Раненого — на операционный стол!» Так «покойник» воскрес. Порфирий вспоминал, что привиделись ему тогда родные сестры Серафима и Анна, которые как бы разговаривали с ним: «Порфирий, очнись! Открывай глаза, мы ждем тебя дома» и что, видимо, в этот миг и покатились у него слезы, а медсестра заметила их.
А сможем ли мы?
(Кондрашин Порфирий Клементьевич проходил службу в годы Великой Отечественной войны в 71 гвардейской стрелковой дивизии, в 201 гвардейском стрелковом полку. Принимал участие в Сталинградской битве с сентября 1942 года по февраль 1943 года, далее участвовал в освобождении Белоруссии и Прибалтики. Войну закончил в Восточной Пруссии, несколько раз был ранен. Награжден орденом Славы 3 степени, орденом Красной Звезды, медалью «За победу над Германией».) Деда Порфирия я неоднократно вспоминал, и особенно — в период службы в Афганистане. Всё сравнивать пытался, сможем ли мы, как наши деды в годы Великой Отечественной, воевать? Боёв было много, но один прочно остался в моей памяти. Началась операция в районе кишлака Чашмакан, противник был достойный — банда инженера Башира. Башир был далеко не рядовым бандглаварем. Он обладал огромным авторитетом и возглавляя весьма многочисленное и боеспособное бандформирование, которое дестабилизировало обстановку в районе. Воевал Башир профессионально: обносил кишлаки окопами в полный профиль, строил доты.
В районе кишлака находилась основная база Башира, где хранилось оружие, боеприпасы, медикаменты; район надежно был прикрыт системой ПВО.
В это «осиное гнездо» предстояло десантироваться нашей ДШМГ. «Прыгали» на три площадки, на первую площадку полетел начальник штаба ДШМГ майор Мещеряков в просторечье — Васильич. Васильич, как правило, летал на операции в первом вертолёте и брал с собой Володю Чердакова, Л.Зиянгирова и ребят со 2 -й десантно-штурмовой заставы.
Задача группы захвата — завладеть площадкой для десантирования основных сил десанта. Вот о чём могли думать в те минуты ребята из группы захвата? Вспоминать своих близких, общаться с богом или произносить свои заклинания? Каждый определялся сам.
Перед боем я повторял молитву в сердце: «Отче наш…», переданную мне бабушкой Серафимой Клементьевной перед убытием в Афганистан.
Первые секунды при высадке — самые страшные. В рёве моторов, в пыли, под ураганным ветром от винтов, падая на землю и разбегаясь от вертолёта в стороны, бойцы слушают каждый «чужой» звук, на ходу изучают местность. Как на этот раз встретит их земля? Что будет через несколько минут? Наверняка эта мысль не давала им покоя в период десантирования. Смогут ли закрепиться, успеют ли окопаться, пока грянет первый выстрел? А если будет бой, то необходимо продержаться до подхода основных сил, обеспечить их десантирование.
Когда машина пошла на посадку, по кабине что-то застучало, словно в нее кто-то кидал камни. Оказалось, это вовсе не камни, а крупнокалиберный пулемет ДШК, который бил по вертолетам! Площадка десантирования оказалась напротив опорного пункта душманов.
И вот вертолет зависает над землей, майор традиционно прыгает первым, звучит команда: «За мной, славяне!». Ребята выскакивают из вертолёта и занимают круговую оборону. Не успели ещё десантники присмотреться к местности, как услышали дробь пулемётов, путь им преградили фонтанчики пыли.
Вражеский ДШК находился на противоположной стороне ущелья и десантникам был невидимым, зато вражеский расчет мог стрелять по вертолетам почти в упор.
Прикрывая друг друга, стали выдвигаться на выгодные в тактическом отношении позиции. Огонь усиливался; казалось, невозможно было поднять головы. Но надо было во что бы то ни стало добраться до гребня сопки. Наконец, доползли до него и, быстро орудуя лопатами, окопались.
Каждый понимал, что враг видит их и бьёт прицельно, вгоняет в землю, и почти невозможно угадать, откуда угрожает опасность. В эти секунды нет у десантников ни флангов, ни тыла.
Володя Чердаков первым увидел облачко пыли на фоне коричневой земли: метрах в восьмистах, в гряде камней, над которыми росло одинокое дерево. Вспышек видно не было, их забивало яркое афганское солнце. Володя передал по радиостанции майору В.Мещерякову: «Наблюдаю «духов» возле одинокого дерева, видите?»; ответ: «Вижу, сейчас мы займемся ими».
С очередной группой вертолётов десантируется группа ст. лейтенанта Игоря Иванова. Бой разгорался. Васильич вызвал на связь Иванова и поставил задачу обойти «опорник духов» слева по ущелью. «Вперёд!»
Пока группа Иванова обходила позицию душманов, Чердаков со своей группой лежали под огнем крупнокалиберного пулемёта, не в силах ничего сделать. Стремясь снизить активность пулемётчика, Лёва Зиянгиров начал по нему стрелять. Но пулемёт продолжал вести огонь.
На площадку подошли вертушки с моей группой. Я выхожу на связь с Мещеряковым: «102 (позывной Мещерякова), я, 103 (мой позывной), прибыл, нахожусь левее от тебя, развернулся!».
Группе Иванова не удалось выйти к позициям душманов, духи прикрылись заслоном по ущелью и не дают десантникам Иванова выйти из ущелья. Игорь проинформировал Васильича, что ведёт бой и продвигается с трудом.
Чердаков тоже вышел на Мещерякова и сообщил: «102-й, огонь продолжается, группу Иванова не наблюдаю». Васильич командует Чердакову: «Володя, сейчас подойдет группа 103, вы ими займётесь».
Короткими перебежками я со своей группой добрался рубежа, где находились десантники Чердакова. По прибытии совместно с ребятами начали выдвижение в сторону «опорника духов». А выдвигаться было непросто. Слева пологое ущелье, оттуда слышится стрельба. Справа крутой спуск в другое ущелье с опасными валунами и расщелинами… Справа страшно и слева страшно, а впереди пулемёт. Мы небольшими группами стали перебегать по крутому спуску. Расчёт был на то, что если стрелять будут слева, то мы скатимся вправо; если справа, то сделаем рывок влево, и десантники — в «мёртвой зоне».
Решение принято, надо действовать. Взмахом руки я показал направление и подал команду: «За мной!». Мы рванули вниз по склону прикрывавшей нас сопки.
Атака. Без криков «Ура!», без других известных атрибутов, но всё же атака. Пока бежал, не сомневался, что ребята будут рядом, несмотря ни на что. Пробежав метров пятьсот, перевел дух, оглянулся и увидел вблизи Зиянгирова; остальные немного отстали.
Отставать нельзя; у армейского спецназа был случай, когда в ходе боя духи отсекли от группы лейтенанта, ранив, захватили в плен и глумились.
Слегка пригнувшись, десантники вышли из «мёртвой зоны», развернулись в линию и метнули гранаты в направлении пулемёта, тот замолчал. Бойцы рванулись в окопы, на ходу уничтожая душманов. Заняв окопы, осматриваемся. Те из духов, кто не смог убежать, сдались.
Доложил Мещерякову: «Опорник взят! «Славяне» все живы, ни одного раненого». Васильич: «Принял, добро. Готовимся к ночным действиям».
И так закончился еще один день на войне.
Сергей АГАПОВ
